Собственно, захотелось описать то, о чем я думал на пути к горе Синай, какие мысли пережевывал во время подъема, и что пришло с рассветом в качестве понимания. Размышления о смерти, кризисе среднего возраста, старении, и некоей точки равновесия во всем этом.
Когда ты молод, смерть очень далеко. И потому многим молодым людям она кажется прекрасной. Ты с легкостью растрачиваешь жизнь, потому что уверен, что в ней нет смысла и одни только страдания.
У кого-то это просто проходит с возрастом. А кто-то успевает впутаться во что-нибудь, и правда умереть, ничего так и не поняв. Именно молодые с легкостью порой отдавали свои жизни за какие-то идеи и принципы, просто потому что не успевали ощутить ее вещественность, привязаться к этому миру, познать в нем многое и насладиться этим.
Хорошо это или плохо — не мне судить. Может, и есть какая-то красота в юной смерти, которая еще не успела привязаться к этому миру и утратить свои идеалы. В любом случае, у меня этот фокус не прокатил 
В моем сознании в период юности смерть тоже спрессовывалась с романтическим ореолом, которым ее наделили гениальные юноши всех времен и народов. В каждом времени и в каждом культурном течении находились свои певцы смерти, а что уж говорить про целую эпоху романтизма, влияние которой еще так свежо….
Смерть представлялась мне каким-то холодным сном. Бесчувственным и безучастным. И в пламени юношеских чувств этот мировой холод казался и правда избавлением. Именно в эти периоды жизни юные умы раздумывают о самоубийстве, впрочем, в большинстве случаев совершенно безобидным образом, фантазируя на тему контроля собственных чувств, если посмотреть глубже.
А заканчивается все тем, что у большинства здоровых индивидов властно заявляет о себе инстинкт самосохранения, который и помогает после пары-тройки перетрясок в итоге справиться с чувствами, понять, что жить можно и так, и даже вполне себе сносно, и все фантазии о смерти окончательно уходят на второй план.
Потом какой-то период ты вообще о ней не помнишь. Ну, как минимум, так было у меня. Лет с 24 я забыл о ней окончательно, вспомнив лишь в одном серьезном случае, впрочем, и это быстро прошло. И жил я в прекрасном забвении этой темы, пока не пришел, как водится, кризис среднего возраста и все не опошлил.
В этот период смерть становится вещественна. Ты понимаешь, что здоровье уже нельзя брать в кредит. Сколько вложил — столько и получишь. Вложения бывают разными — долгосрочными или краткосрочными, но важны уже и те и другие.
Золотая формула кризиса среднего возраста — твое «не сейчас» теперь уже может означать «никогда» в применении к здоровью выглядит как «не сделаешь чего-то сегодня, запаса еще в 10 лет не будет — можешь уже не смочь».
Например, освоить новый вид спорта. Или привыкнуть к жизни в каких-то других условиях. Уже понятно — двигаться надо, практически не останавливаясь. Каждый активно прожитый день продлевает тебе жизнь еще на такой же день. Каждый прожитый пассивно — отнимает.
Остановишься — нагнать форму будет сложно. А ее нельзя терять, она — и есть активный источник молодости, она позволяет жить, не думая о возрасте. Жить как хочется и в гармонии с собственным телом, а не проклиная его на чем свет стоит с вечными восклицаниями в духе «где мои 17 лет?…»
Впрочем, никаких позитивных ассоциаций молодость у меня не вызывает. Это — тяжелое время неуверенности в себе, глупых, но неизбежных ошибок, иллюзий, с которыми потом приходилось тяжело прощаться…
Мне дорого мое «сейчас». И в моем «сейчас» нужно и можно жить на полную катушку. А для этого просто нужно хорошее здоровье. Понятно, что идеала нет, но все же, многое можно сделать для себя… И делается.
Просто в этом возрасте понимаешь, что нельзя уже один раз накачаться, а потом ходить и бренчать плечами следующие 10 лет без риска их растерять Все становится жестко: если не сделаешь определенное количество телодвижений в неделю — уже через месяц-другой почувствуешь себя не в тонусе….. И поэтому я порой что-то делаю «через не хочу», чтобы потом мое настоящее «хочу» точно могло себя проявить.
И вот, ты вдруг понимаешь, где ты находишься: в точке весьма призрачного равновесия между «если бы молодость знала» и «если бы старость могла». Эти два противоположных заряда словно разрывают тебя в разные стороны.
Чуть возьмешь правее, и сорвешься в крайность соревнования с двадцатилетними, но вся бессмыслица этого соревнования, что в точке «сейчас» ты можешь его и проиграть, а реальное понимание ситуации будет все равно потом, когда всем нам будет уже далеко за…. Вот тогда и можно будет сказать, кто оказался на деле сильнее.
А возьмешь чуть левее – и свалишься в страх поступков, откажешься делать, с сопровождающим это брюзжанием «ну чего уж мне в мои-то годы….»
Но в реальности ты все еще здесь, где ты уже многое знаешь, и ты еще многое можешь. Но каких трудов стоит сохранять это равновесие? Каких усилий? Чтобы не отшибло вдруг мозги от захватывающего «да я оказывается такооое могу, что не снилось и иным двадцатилетним!» и, в то же время, не сломалась бы уверенность в своих силах от ситуационного «нет, здесь мне надо поберечь себя, не стоит искушать без нужды»….
Застыть навечно в этой точке кризиса среднего возраста, когда у тебя есть и знания, и достаточно сил – вот то самое «остановись мгновенье, ты прекрасно!» А кризис в том, что ты понимаешь – вот ЭТО не вечно. И сложнее всего, что это в большой степени зависит от тебя самого.
И думаешь: да фиг с ней с молодостью, с ней как с ветрянкой: переболел, жив остался, осложнения подлечил – и слава богу. И забыл нафиг как страшный сон А вот с этим возрастом – другая история: именно из него больше всего не хочется выходить. И много ответственности надо на себя взять, чтобы выдерживать это равновесие долгие годы. Но хочется очень продлить его как можно дольше.
И здесь как в дайвинге: ты плывешь, не прерывая дыхания, не задерживая воздух и не делая никаких резких движений – ты должен стать частью стихии, и только тогда тебе будет гармонично и спокойно. А резкие движения все равно напрашиваются, потому что твое «не сейчас» может означать уже «никогда», и ты снова пытаешься торопиться, а потом осаживаешь себя….
Одно из откровений, которое дала мне гора Синай, просто: «иди в своем темпе». Не смотри по сторонам, смотри под ноги. Как там – на горе. Каждый ведь идет за своим. И каждый идет для чего-то.
Для того, для чего шел я – надо было прийти на гору относительно живым и с готовностью воспринимать. Но по дороге я рассуждал обо всех этих вещах, придирчиво погляд
ывая на идущих рядом – кто меня опережает?…
А потом, когда рассвет уже наступил, я понял – каждый шел за своим. И те, кто бежал – местами спали вповалку. Ну, они сделали то, что они хотели. А я – то, что я хотел. Если бы я загнался на подъеме, эта тишина, которая открылась нам на рассвете, была бы невозможна. Не хватило бы сил пересидеть всю толпу, чтобы побыть на горе почти одним, и потом в одиночку спускаться.
Сидишь, смотришь на горы, рассуждаешь обо всем этом и думаешь: «иди в своем темпе». Не смотри на остальных, сколько бы им ни было лет. Ни в ту, ни в другую сторону. Держи равновесие, слушай свое тело.
Когда-нибудь мне придется принять тот факт, что я старею. Я имею в виду не просто исчисление лет, а тот возраст, когда реально наступает дряхлость (если, конечно, не сверну раньше себе шею в горах далекой Африки
Но думаю, с моей любовью к жизни, шею я буду беречь. И скорее всего, профукаю тот волшебный момент, когда ее бы не мешало свернуть. Но будет поздно. Мне всегда будет мало жизни, и это дает все шансы застигнуть дряхлость в ее подлинной красе
И
вот тогда мне придется принять это и найти в этом какой-то смысл. Наверное, с моей врожденной склонностью к трансформациям, я как-нибудь трансформируюсь и под эту форму жизни. И буду строчить в блоге посты о том, как прекрасна дряхлая старость Я не я буду, если не так
Но сейчас именно об этом и не хочется думать. И каждая мера, которую ты принимаешь именно на случай, чтобы отдалить эту самую старость, тебе о ней напоминает. Ты знаешь, что эта игра будет длиться долго, но не вечно. И когда-нибудь тебе придется смириться.
Смерть как будто заранее заняла какой-то участок жизни, когда, собственно, жить будет уже сложно. Придется доживать. Смерть как landlady, у которой ты будешь вынужден снять дом на остаток дней. Потому что других домов в этом возрасте администрация вселенной просто не предоставляет
И казалось бы — все плохо. Потому что сдулся романтической ореол смерти, никакими сладостными фантазиями это слово больше не наполнишь, а духовные концепции утешают, конечно, но как говорится, от добра добра не ищут.
Вот потому мне вполне пока достаточно этого мира. И есть все основания с подозрением относиться к тому. И казалось бы, все переживания на эту тему должны быть исключительно негативными.
Но последние пару раз на дайве я словил вот что. Особенно на глубоком. В какой-то момент ощущение поверхности пропадает. Оттуда уже не льется свет, а он как бы вокруг тебя равномерно, самой поверхности не видно, и по ощущениям цвет воды везде почти один — и вправо, и влево, и вверх, и вниз…
И в какой-то момент ты теряешь ориентацию. Но лично мне это было дико приятно. Причем это не эйфорческое переживание, а очень спокойное. Только на входе в него есть такой легкий толчок, сердце немножко удивится произошедшему, но буквально за доли секунды все встает на место, дыхание ровное, ты просто расслабляешься и отдаешься воде.
И вот есть такой момент переживания — ты нигде и везде. У тебя нет верха, низа, права и лева, весь мир — это одна точка, и в то же время ты осознаешь и понимаешь все многообразие мира, который есть вокруг. Но он помещается в одной этой точке…. Это такая тихая радость, длящаяся, непрерывная, причем она не сразу отпускает, когда ты уже даже выходишь на берег….
В молодости я бы не смог опуститься на такую глубину переживания. И вот сейчас, глядя из этой точки на смерть, я подумал: а если вот это все — в ту сторону, если именно от такого переживания и «пляшет» все то, что может ждать нас там?
Мы возвращаемся обратно туда, откуда пришли, и если мы пришли из космического единства — разве не туда же мы должны вернуться? А если ты начинаешь уже сейчас переживать моменты космического единства, несмело, осторожно, суеверно отвлекая себя на материальные вещи (примагничиваешь себя к земле, чтобы она крепче держала, укрепляешь с ней связь…), но все равно, если ты уже сейчас начнешь это понимать и чувствовать, то возможно, это и есть шанс преодолеть этот страх?
Воистину свободен тот, кто смог переступить через страх смерти. Не запудрить себе мозги пламенными фантазиями о ее красоте и в итоге умереть, не выходя из позиции жертвы и в окружении собственных проекций.
А кто пожить по-настоящему, познать этот страх, заглянуть ему в глаза, а потом смочь справиться с ним и стать свободным. Такие есть, я видел даже парочку И одного мне довелось знать как раз незадолго до его смерти. Он знал о ее приближении. И был абсолютно спокоен.
Я это не просто понимал — я это чувствовал. Это чувство нельзя обмануть, если бы оно было другим — он бы не потрясло меня. В этом чувстве я услышал смирение пополам с радостью. Если можно так было бы сказать — «радостное и добровольное смирение». Полностью осознанное.
Возможно, этот человек в своей вере достигал и более глубоких ощущений, чем то, о чем я пытаюсь сказать. Но я только узнаю эту грань смерти. И именно в этой грани понимания мне видится некий спасательный круг. Познать ее. Воспринять как радость, как воссоединение с тем чувством, которое я давно искал — в любви, в культуре, в познании нового, в природе — с умиротворением.
Именно это чувство растворения в чем-то и пребывание в чем-то и есть то, к чему ведет, как ни крути, любая религия. Слияние и поглощение Погружение в Абсолют, растворение в Космосе, в Боге, в стихии, в природе… Осознание себя часть огромного целого, при этом непротиворечивой его частью, которая наслаждается принятием и пониманием как себя, так и всего мира, а мир отвечает ей тем же. Разве это не то совершенное состояние, к которому мы все, осознанно или нет, стремимся?
Но рассуждать об этом можно сколько угодно долго, это ничего не даст, если все останется только на уровне умозрительных гипотез. «Да, я допускаю, что Бог существует»… «Да, логически больше нечем объяснить, кроме реинкарнации»… «Да, все мы контактируем со стихиями в той или иной степени»…
Но если за этим не стоит конкретное переживание — то в итоге при любой сложной ситуации вера рушится, допущения ломаются, и человек с размаху плюхается в свои архаичные защиты. И дрожит перед чем-то, что больше его. И только тот, кто переживал такие моменты, хотя бы мелкими частичками прикасался к высшим состояниям — только он имеет шанс устоять перед сложными жизненными испытаниями. Ведь они все равно случаются, даже если мы предельно осознанны — мы понимаем, что Вселенная просто преподносит новые задачи, но решать их тоже надо.
Можно ли познать смерть при жизни? Это вряд ли. Но услышать надежду на что-то, услышать вот этот внутренний резонанс, что-то внутри тебя отвечает этому состоянию «да», и позволяет на него опереться. И тогда уже не так страшно. Вещественность смерти начинает отступать на второй план, потому что остаток, который придется прожить «в гостях у сказки», т.е. в ожидании ее, уже начинает напоминать финишную прямую перед посвящением в высшие состояния сознания и энергии.
Станет ли от этого менее страшно? Сложно сказать. Следите за событиями, как говорится Но мне почему-то кажется, что да. Что это как-то укрепляет, переживание вот этих состояний. И дает на что-то надежду.
В нашей культуре не принято говорить о смерти. Но мне как обычно хочется сделать назло вдруг захотелось в этой области побыть честным. Ведь о смерти говорить так и не научились. Видимо, об этом только буддисты умеют говорить правильно, без глупых гримас и суеверных поплевываний, а также без воздеваний очи горе, и типунов на язык
Наверное, у буддистов и надо этому поучиться. Вот я и учусь
Хотя пришел я с горы, которая расположена на Синайском полуострове, где Ветхозаветный Бог давал откровения Моисею. И от буддизма это весьма далеко. Впрочем, что мы можем знать о логике Всевышнего? Может, на каждой горе у Него своя крыша мира, и человек может получить свои откровения везде, где только об этом попросит, в любом культурном формате. По крайней мере, мне очень хотелось бы так думать.
